— Я ещё в пятом классе, когда учился в школе в Курганской области, начал ходить в походы, на сплавы. На сплавы ходил до девятого класса. Потом, в 10–11 классах, раз в год ездил в Тюмень на фестиваль спортивного туризма «Одиссея». Получается, что мы стартовали раз в год — и всё. Потом я поступил в университет в Екатеринбург. На первом курсе я вообще ничего не делал. И в середине второго курса, зимой, пришел в секцию в университете. Вот тогда и занялся дистанциями в спортивном туризме именно как видом спорта.

— В 10–11 классе бегали соревнования раз в год. Как-то готовились в течение года к ним?

— Нет, поскольку фестиваль проходил весной. И, соответственно, мы недельку там собирались, разбирали соревнования. А остальной весь год у нас был больше про то, что нужно уметь в походе, узлы вязали.

— Это был кружок раз в неделю?

— Я учился в лицей-интернате 10–11 класс, и там были всякие кружки. Это был кружок спортивного туризма. У нас там вёл его завуч. Основная цель кружка была — летом сходить в поход. И всякие мероприятия уже по ходу дела под это подстраивались. Всё равно было интересно, был хороший руководитель.

— Были ли у тебя другие физические активности, занимался ли другими видами спорта? Какая вообще у тебя была база физической подготовки на момент начала занятий спортивным туризмом?

— Я в школе где-то с шестого или седьмого класса и до девятого играл в баскетбол. У нас слабенькая команда была, на самом деле, поэтому я не так сильно играл. Ещё ходил на шахматы. Ещё я помню, что в 8-9 классах ходил в секцию силового троеборья. И это, на мой взгляд, мне очень сильно помогло потом, когда я начал заниматься именно спортивным туризмом. Потому что какие-то азы, например, техника выполнения упражнений, были уже заложены. И какие-то моменты я до сих пор использую в своей подготовке.

— Чем занимался 10-й–11-й класс?

— А 10-й–11-й класс, как уже сказал, я учился в лицее-интернате. Был у нас сильный перекос в сторону учёбы, но при этом ещё были прикольные два физрука. И они понимали, что мы 6 дней в неделю с утра до вечера только за партой сидим, и что нас не вытащить на тренировки каждый день. Поэтому они просто каждое воскресенье устраивали спортивные мероприятия, за которые мы нормально так упахивались. Это была тоже интересная форма поддержания хоть какой-то активности у детей.

— Какие спортивные мероприятия, например?

— Постоянно был футбол летом и зимой. Всякие вышибалы в сильные морозы. Ещё у нас два раза в год весной и осенью был какой-нибудь праздник спорта. Там участвовало три десятых и три одиннадцатых класса. То есть все плюс-минус одинаково развиты физически. И на них были всякие соревнования между этими классами. Например, какой класс дружно, положа руки друг на друга, присядет больше раз. И я помню, как мы разрабатывали всякие стратегии, ставили девочек между парнями. Если какие-то девочки не могли приседать, то их парни поднимали. И я помню, однажды, раз семьдесят за один приход присели. Одну девочку последние раз десять просто поднимали. Вот всякого такого было много.

Про работу, систему образования и репетиторство

— Расскажи, пожалуйста, чем ты сейчас занимаешься в своей основной деятельности? Есть ты как спортсмен, который занимается спортивным туризмом, завоевывает медали на Чемпионатах России. И есть какая-то другая жизнь вне спортивного туризма, которая занимает твоё время и отнимает силы. Или, наоборот, поддерживает твою жизнедеятельность.

— Поддерживает жизнедеятельность, наверное, все-таки работа. Я сейчас являюсь старшим преподавателем в Уральском федеральном университете на кафедре высшей математики. Это важный источник моего дохода, который составляет примерно 40-50% от общего. Иногда больше, иногда меньше. Ну всё равно здесь немного начну жаловаться. У нас Свердловская область довольно-таки сильная в плане спорта. То есть у нас в Екатеринбурге есть много победителей Олимпийских игр, Чемпионатов мира и так далее. Из-за этого у нас спортивный туризм в плане финансирования задвигается, несмотря на все наши усилия, и из-за этого мы не имеем какой-то финансовой поддержки. Если ты хочешь регулярно выступать на стартах, то есть, во-первых, хочешь к ним готовиться, а во-вторых, ездить, то приходится где-то брать деньги. И это такой насущный вопрос, который приходится постоянно решать. Нечего скрывать, что мы, кто старше двадцати одного года, ездим на 100% за свой счёт. А кому до двадцати одного года — им некоторые старты, ну два-три старта в году, Минобразования оплачивает. Получается, даже не Минспорта, а Минобразования. И из-за этой истории у нас такая стагнация происходит, что до двадцати одного года люди как-то ещё бегают, потому что знают, что они могут потренироваться и им дадут денег на старт пробежать. А потом, соответственно, приходится за свой счёт всё это тянуть. Но для этого уже нужно иметь определённого склада психику.

— 40–50 процентов от общего дохода — это преподавание в университете. А остальные доходы — это спорт?

— Нет, остальные доходы — это я. У меня есть дополнительный доход — я репетитор по математике.

— По сути, тоже преподавание?

— Ну да, преподавание по сути. Я в университете работаю уже седьмой год. И за это время я понял, насколько, на самом деле, наше высшее образование неэффективно. То есть насколько оно вообще безалаберно построено. Насколько его, скажем так, разрушили, даже за тот срок, который прошёл с момента, когда я учился, то есть с 2010 по 2020 год. Мне ещё повезло с 2010 по 2014 год, когда учился в бакалавриате на своей кафедре, общаться и учиться у преподавателей старой школы. А потом многие ушли в силу возраста. И сейчас, когда я смотрю на студентов, я вижу, что у них 60–70 процентов предметов, которые они изучают, просто какая-то фикция. Это конечно не везде. То есть там по-прежнему остались какие-то сильные кафедры, которые держат определённую планку и не будут её опускать. Но есть много-много кафедр, которые занимаются просто перекладыванием бумажек. И поэтому я вижу, что моя работа в плане репетиторства намного эффективнее, чем то же преподавание просто в аудитории.

— Репетиторство — это не только средство дохода, но и твой вклад в развитие студентов?

— Нет, конечно. Я же получаю за это деньги в первую очередь. Но когда я репетиторствую, то оцениваю мою пользу гораздо выше, чем ту пользу, которую я приношу как преподаватель в университете. То есть, когда ты видишь реальную пользу своего труда, то это гораздо приятнее и работать, и как-то готовиться к этой работе. Потому что когда ты работаешь впустую, то это очень тяжело.

— Получается, что значительную часть твоих положительных эмоций забирает преподавание в университете, а потом, приходя на репетиторство, ты эти эмоции возвращаешь.

— Да. Когда ты работаешь репетитором, то ты работаешь с человеком индивидуально. То есть ты вкладываешь в него свои какие-то эмоциональные силы, и он тебе их возвращает. И этот пинг-понг происходит постоянно — ты ему, а он тебе. Особенно, когда к тебе приходит человек, который говорит, чуть ли там не: «Помогите, спасите меня! Вот сейчас там отчислят, там не возьмут куда-то!». И в конце, по итогам двух-трёх-четырёх месяцев занятий, ты видишь, какой у него прогресс и какой результат. И когда он такой: «Блин, вот, все классно, спасибо!» — это вообще очень сильно заряжает. Но опять же, это помимо собственно денег.

— Что сейчас для тебя стоит на первом месте? Работа, спорт или может быть что-то другое?

— По факту, все-таки большую часть времени я трачу на то, чтобы именно подготовиться к соревнованиям и выступать. Безусловно, работа никуда не денется. Но, по крайней мере, пока есть силы и здоровье, я большую часть времени, сил и энергии трачу именно на спортивный туризм.

— Всё остальное уже в зависимости от того, какая у тебя нагрузка в спорте, и просто заполняет твоё расписание?

— Нет, какие-то моменты я не могу исключить. Например, у меня есть расписание в университете — не всегда получается его подстроить под себя. И в такие дни мне приходится всё-таки подстраивать свою тренировочную программу под это расписание.

— То есть ты прежде всего работу подстраиваешь под спорт?

— Да. Если у меня есть возможность, я, конечно, подстрою. Преподаватели у нас в университете дают какие-то свои хотелки методисту, который составляет расписание. И я, например, всегда прошу, чтобы мне ставили первые пары, чтобы у меня вторая половина дня была свободна, особенно вечер. Но бывает такое, что, скажем, мне поставят три дня первые пары, а один день, ну никак не изменить, уходит на вечер. Тогда да, в этот день я подстраиваюсь уже под расписание в университете.

Про мотивацию, сборную Свердловской области и общекомандный зачёт

— Когда и как ты понял, что можешь/хочешь достичь успеха именно в спортивном туризме?

— Первый раз, когда я был на Чемпионате России (это был п. Октябрьский, 2016 год, Республика Башкортостан), я очень сильно облажался, бегал там со снятиями. И у меня в тот момент была очень сильная отрицательная эмоция, на которой я поставил себе цель, что я очень сильно хочу достойно выступить именно на Чемпионате России. И получается, с того времени я потратил очень много сил и энергии на это. Но ещё такой момент был — мне очень долго не присваивали мастера по спортивному туризму. В 2018 году я закрыл норматив, тогда ещё половинки были. И мои документы на присвоение в тот же год первый раз отправили обратно на доработку. Потом второй, третий, четвёртый раз. В 2021 году мне в пятый раз отклонили присвоение. И все это время мне доставляло какое-то даже удовольствие — выйти на старт, пробежать, победить или просто хорошо выступить. И ты, типа, такой: «Я, КМС-ник, я вас выиграл». Это было тоже прикольно. То есть это была тоже такая своего рода мотивация.

— Когда был у меня первый разряд, я считал, какое место занял среди перворазрядников, сколько КМС-ов я выиграл и обогнал ли мастеров.

— У нас в спорте я заметил, что очень много люди загружены на вот этих званиях, разрядах. Когда ты, на самом деле, отпускаешь эту историю, то как-то даже проще становится.

— Согласен. Личная мотивация понятна. Есть ли командная? Сейчас вы тащите сборную Свердловской области только вместе с Мериновым Александром . Что случилось со сборной Свердловской области? Почему вас осталось только двое? Ведь были и спортсмены, которые побеждали на Чемпионатах России. Хотя ты этот момент уже упомянул ранее, что после двадцати одного года спортсмены перестают бегать.

— Да, бегают до возраста окончания Первенства. Потому что после Первенства у нас образование никак не может оплачивать людям старты.

— Почему ты остался после двадцати одного года?

— Во-первых, я просто начал показывать хоть какие-то результаты, когда мне уже было 26–27 лет.

— Но ты же начал заниматься на втором курсе.

— На втором курсе мне было девятнадцать лет. И на третьем курсе мне мой тогдашний тренер из университета, Денис Конев, выдал мне пару своих лыж. Сказал: «Вот, иди, катайся на лыжах, скоро старт». Так что на Первенстве России я никогда и не участвовал. В этом смысле у меня большой ментальный ресурс в голове, потому что мне всегда есть к чему стремиться.

— То есть, если бы ты ездил с шестнадцати лет по Первенствам России, то к двадцати одному году, вполне вероятно, ты бы уже очень сильно устал?

— Я это регулярно вижу, постоянно. Дети начинают ездить по соревнованиям обычно где-то в 14–15 лет, когда они могут уже выступать на Первенствах. Причём такая ситуация складывается, что они не понимают, что для того, чтобы они ездили, совершается титаническая работа — отчёты, бумаги, выбивания денег. С одной стороны, конечно, хорошо, что дети имеют возможность куда-то ездить, познакомиться с кем-то. Но именно с точки зрения спорта… Для детей эти возможности падают с неба. Особенно с учётом не очень высокого уровня конкуренции, который есть у нас в области по детям. То есть, грубо говоря, достаточно человеку, у которого есть две руки, две ноги, месяц побегать и научиться перестёгиваться, и он уже вполне себе кандидат на то, чтобы ехать на Первенство России. Это с одной стороны смешно, а с другой стороны — грустно. Но так вот обстоят дела.

— И к моменту перехода во взрослую команду уже никто не хочет заниматься спортивным туризмом?

— Нет, вопрос не в том, что не хочет. Вопрос в том, что взрослой команды, по факту, сейчас нет.

— Хотелось бы тебе, чтобы была взрослая команда, которая боролась бы за призовое место в общекомандном зачёте? Вообще, насколько ты думаешь об общекомандном зачете?

— Знаешь, у меня есть огромная мечта — взять в общем зачёте Кубок Кондратьева. Но я понимаю, что скорее всего на веку спортсмена это у меня не получится. Возможно, если уж так когда-нибудь обстоятельства сложатся, что я буду кого-то тренировать, то это будет мой священный грааль.

— Вообще, видишь ли ты смысл общекомандном зачёте?

— Безусловно, я вижу смысл в общекомандном зачёте. То есть, посмотри, например, на те команды, которые борются за общий зачёт. У нас на Чемпионатах России это Марий Эл, сборная Санкт-Петербурга, Белгород, сборная Мособласти, зимой это ещё Коми. Когда у тебя достаточно людей, которые, в принципе, образуют пул, который даёт очки в общекомандный зачёт, то у тебя все спортсмены внутри команды будут как бы ранжироваться. И между лидером и, грубо говоря, вторым местом все равно создаётся конкуренция между собой. У третьего-четвёртого тоже будет конкуренция между собой. И в итоге, у тебя в команде будет внутренняя конкуренция. А конкуренция — она всегда рождает результат. То есть, я сам от этого очень сильно страдаю, что мне приходится искать конкуренцию.

— Искать конкуренцию внутри себя получается?

— Не то, что внутри себя. Например, я много общаюсь с Владом Безносиковым, с Максом Белявцевым, с Рустамом Урдяковым, с остальными ребятами из Марий Эл и многими другими. За годы, которые мы друг друга знаем, мы стали хорошими друзьями. Но один из аспектов поддержания отношений — это то, что я хочу с ними конкурировать. То есть я хочу конкурировать с теми, кто представляет из себя сильнейших спортсменов. Поэтому съездить, например, на Кубок Москвы в одну каску, чтобы побегать — это звучит для меня не так уж и бредово.